Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Положительная энергия, — Елена разгадала — может быть чисто автоматически — его суть:

— Отрицательного супергероя.

— Его пьяная рожа — это его настоящая суть, о боже! — воскликнул Дроздовский, — теперь я всё понял.

— Что именно? — спросил Василий.

— Мы должны объединиться с Еленой против Фрая.

— Она не согласится после этой неожиданной своей победы в первом раунде.

— Мы к ней посватаемся.

— Вместе?

— Да, надо, чтобы она поняла: это конкуренция, и тогда влюбится в тебя, или в меня.

— Думаю, этот план би запоздал, ее трахнул Котовский. Я по его лицу это видел:

— Довольное, как у скота.

Фрая унесли со стены его рыцари назад в кабак Метрополь. А надо было в Риц, так как Метрополь был такой же шикарный кабак, но он нелегально принадлежал Амер-Низи — Троцкому. И как говорится:

— Нашла коса на камень, потому что одноногий Тро — пока еще без попугая на плече, но с одним костылем и только в надежде получить когда-нибудь титановые ноги на Альфе — а значит тоже хотел туда улететь — так думали некоторые, а на самом деле и ее завоевать — приказал:

— В холодильник его! — И знаете почему?

— Почему?

— Еще послужит нашему делу завоевания Альфы Центавра.

— Он может очухаться и отомстить, — сказал Лева Задов.

— Ты еще жив? — нарочно удивился Амер-Нази, и добавил: — напрасно.

— Почему?

— Что почему? Ах, почему. Потому что, если тебя не грохнут на поле боя — убью я.

— Хорошо, если вы настаиваете, я уйду, но уйду навсегда, как король лир.

— Вот? Что ты сказал? — Амер бросил в него кружку, забыв от перенесенного стресса, когда Котовский отрубил ему ногу, что она с пивом. И облился сам. Ему подали двадцатизарядный маузер, но Лева уже ускакал, и ускакал не просто так, чтобы удариться с нем-либо или с кем-нибудь, как в свою бытность друг Ахиллеса Патрокл, а чтобы привести почетного пленного, а получится и целый эскадрон, а то и дивизию.

И нашел на дымном поле боя большой одинокий желтый с синим зонт, где сидели миловидно-красивая блондинка и кто-то еще, но кто точно не было видно, потому что он лежал, не как:

— Человек Загорающий, а как простой покойник — лицом вверх и без наносника и без намордника, чтобы солнце не слишком испохабило его балтийскую внешность. Это была предводительница восставших против беспредела офицеров Коллонтай. Дело в том, что Дыбенко наконец очнулся и попросил:

— Похоронить его по-человечески.

— Что это значит? — спросил Дэн, когда еще был здесь.

— В Ца.

— В цапле? Впервые слышу такое странное желание, — сказал он.

— Я тоже не поняла, дорогой, — сказала ласково Кали, — уточни, пожалуйста.

— В цари.

— Хочет умереть, как настоящий человек — царем, — сказал Дэн.

— Может быть, ты хочешь сказать: в Царицыне? — улыбнулась Кали Дыбенке, про которого уже никто не помнил, что с ним было, и говорили просто:

— Попал под лошадь. — Но иногда с небольшим уточнением:

— Попала копытом в интимное место, поэтому непонятно, зачем Коллонтай так с ним возимся, как будто еще понадобится.

— Она детей все равно не хочет.

— Да? Тогда другое дело. Хотя с другой стороны, какая жизнь без секса? Никакой.

— Не скажи, можно руками обходится, а некоторые, я слышал, пользуются даже ногами.

— А они у него есть?

— Есть.

— Тогда другое дело. А голова есть? Ей, наверное, тоже можно.

— Кем хочешь можно, было бы желание. Вот один, я знаю, никак не мог, пока не увидит, как другой это делает.

— Это нормально.

— Нет, я имею в виду, это происходило каждый день.

— Серьезно? Нет, я думаю — это нормально, потому что действительно:

— Забывается: вдруг она не хочет сегодня, а готовности к бегу с барьерами как не было — так и нет.

Но это было почти вчера, а сегодня Дэн не пришел, хотя обещал вернутся:

— С большой победой.

— Время его прошло, — прохрипел медиум Дыбенко, — зря ты его послала — проиграет и это сражение однозначно. Более того, я вообще не понимаю, как он тут оказался. Дыбенка сказал:

— Сюда идет Победитель.

— Вот из ит? Я не поняла.

— Тем не менее. И тут как раз представился Лева Задов, посланный Амером искать счастия в Диком Поле.

— Ты кто? — спросила Кали недоуменно, а точнее, не недоуменно, а:

— Недовольно, — ибо здесь тихое место, и приставать не надо.

— Это диверсант, — спокойно ответил за Леву Дыбенко.

— Что ты хочешь? — спросила Кали.

— Быть избитым, как всегда, — пошутил Дыбенко.

— Ты что?! — всполошилась Коллонтай, — от шуток тебе будет только хуже.

— И намного, — опять пошутил матрос балтфлота.

— Его вдохновил мой необычный вид, — сказал Лева Задов.

— У вас есть какие-нибудь недостатки? — спросила Кали, — член что ли потерял.

— У него нет руки.

— Да? Я и не заметила. Нет честно, сейчас меня может удивить только человек с крыльями.

— Ви это сказаль, и:

— Оно есть у меня, — как говорил я когда-то Одессе, показывая очарованной девушке шерсть на груди, чтобы уж точно согласилась, как у нас говорили:

— Иё немного пощипать. — И добавил, чтобы конкретизировать ситуацию:

— Я взял в плен Распутина.

— Кто это? — спросила Коллонтай, я сегодня кроме себя никого больше не помню. Если не считать лежащего здесь Дыбенко. Но он, как гроб, даже во сне мне не снится. И знаете почему?

— Реальность никогда не снится, — сказал Лева, — всегда что-нибудь такое: через жопу.

— Джон любит называть себя — Джонни.

— Вот из ит? Что это значит, май диэ чайлд?

— Пусть скажет Лёва.

— Пусть скажет Лёва, — пробормотала командующая без армии принцесса Коллонтай, — ну ладно, пусть ляпнет, что-нибудь, что мне понравится, а если нет, то и, впрочем, пусть идет туда, откуда пришел: служить под знаменами Герцога Чемберленского.

— Он спился, — сказал Дыбенка, а его, штатного медиума, никто не посмел оспорить.

— У меня есть способ взять Царицын.

— Ты Лева?

— Да, мэм.

— Ты привык врать?

— Да, но вам не посмел бы, ибо мне хорошо известен ваш кентаврианский нрав.

— Ты хочешь сказать, что я лошадь? Не перебивай, пожалуйста, скотина, — она вынула маузер из кобуры из слоновой кости, спрятанный в вещмешок из змеиной кожи, и вставила в него двадцатизарядную обойму. — Иди.

— Куды-твою?

— Кателле.

— Их бин не понимайт.

— К стене, амиго, пока я еще добрая.

— Спасибо, но здесь только одна стена, точнее, две, вторая Царицынская, а первая — это Земля. Мне лечь?

— Ладно, ложись, и говори молча. Сначала Лева подумал, что это Иё очередная шутка, но логично решил, что высокопоставленная дама хочет слышать правду только в медиумообразном переводе Дыбенки. В результате этого диалога на троих выяснилось, что Распи не разбит, как она думала, а просто:

— Луди его разбежались. — Более того, многие — те, кто был нэмэ-неместным — пошли купаться на пляж, на Волгу. А некоторые даже ловить осетров, ибо:

— Кто их ищет — когда-нибудь найдет. — Почему? Потому что они очень вкусные. Так-то бы логично:

— Значит, их уже до вас съели, но бывает, что два успел взять Грибоедов. — Это возможно, но при условии:

— Зачем? — Так естественно:

— Пойдет на свадьбу к:

— Чацкому и Софье. — А там и два будет мало, тем более, что это ненастоящие лососи, а:

— Намного лучше — осетры. Почему мало? Как показала практика — критерий истины:

— Пожрать покойники любя-я-т-т! больше, чем живые. Собственно, чего так испугался гробовщик Прохоров, когда пришел, а они тоже:

— Тут как тут? — Логичный ответ:

— Ничего не принес Им на поминки с того праздника, где согласно некоторым черно-белым птицам съели обеих его дочерей. Это в принципе к делу не относится, но торт Тирамису и хотя бы пол осетра мог спереть. Стыдно? Ну, вот, теперь бойся, чтобы самого не съели.

Гробовщики, между прочим, самые вкусные. Почему? Потому что именно их покойники видят в последнюю очередь и такими запоминают на всю оставшуюся жизнь. Как любил говорить один режиссер, теперь уже тоже покойник. А как говорится:

— Остатки — самые сладкие.

— Он здесь, — сказал Дыбенко.

— Где, я не вижу. Вижу только один куст.

— Он за ним. Тоже дилемма:

— Как можно было спрятаться такому великану за маленьким кустом.

— Но!

— Был бы куст, а спрятаться можно, если можно плыть из Милана в Верону. И вышел такой чудила с Нижнего Тагила. Кали даже отшатнулась:

— Это не он!

— Щас проверим, — ответил контрольным ответом медиум Дыб:

— Пусть споет. — И действительно — это был парень, хотя и с лошадиной головой, но с:

— Гитарой.

— Ладно, мил человек, просим, — сказала Кали, — знаешь ли ты те песни, который пел: